Сказка. еще кусочек)

[alltigra]

Маша.

Когда закрылась дверь, она еще немного постояла возле нее. Идти никуда было не надо, плакать не хотелось – она не замечала, как слезы льются сами, просто, проходя мимо зеркала, увидела зареванное лицо, подошла, посмотрела. Пошла дальше. Делать ничего не надо было – ужин был готов, его надо было есть. Поела, помыла посуду. Почистила зубы, умылась, легла спать. Спать не получалось – было холодно, и некого обнять, и никто не спешил подвинуться поближе…

Звенящая внутри нее тишина исчезла – ночь вошла в дом со своими тенями и шорохами. Маша смотрела, как тени бегут к ней по потолку, как они исчезают над ее головой, слушала, как крадутся по дому невидимые ей его обитатели. До утра она тряслась от страха. Потом утром пошла на работу. Вторую ночь было еще страшнее. На третью она попробовала заговорить с теми, кто ходил по ее комнате – уже не боясь, что ее примут за ненормальную. Ее приняли за очень даже нормальную! А у Маши появилось сразу несколько ночных собеседников из числа местных домовых. Потом она все же решила, что ночами надо спать – и попросила домовых приходить на чай по субботам, «если она будет одна и дома», а в остальные ночи дать ей высыпаться.

А днем Маша работала.

А вечером приходила домой. И доставала альбом с фотографиями…

Дружба по расчету-2.

Двоечники никогда не интересовали Машу. Ни как объекты для общения, ни еще как-нибудь. Собственно, со сверстниками она редко находила общий язык – интереснее были книги, даже учебник ботаники был намного интересней бесед ее одноклассников и одноклассниц на лавочках у подъезда или в раздевалке перед физкультурой.

Еще интереснее было смотреть в окно на первом уроке зимой – половину урока в этом окне вставало солнце, и это было основное событие в данное время. Впрочем, у Маши был хороший слух и, наблюдая за солнцем, она слышала и то, что говорит учительница у доски, и о чем шепчутся одноклассники за спиной, поэтому никто не мог застать ее врасплох.

Когда Ванька по-свински дернул ее за косичку, она была готова взвыть от боли и обиды. Но – он и так слишком победно смотрел на нее, при всех своих полученных двойках, при всех замечаниях в дневнике и просто скандалах с учителями, так что оказывать ему еще и это удовольствие – видеть, как она плачет – было бы слишком.

Она не простит его. Никогда.

Потом он робко сел за ее стол – жалкий, помятый и пришибленный. Совершенно незаметный. Потом она стала подвигать тетрадь, чтобы ему было виднее.

Потом…

Потом оказалось, что ему легко носить ее неподъемный портфель с книжками – книжки вытаскивать было жалко, она постоянно читала что-нибудь, и портфель раздувался почти до размеров мешка с картошкой и приобретал почти такой же вес.

А потом оказалось, что те мальчишки, которые всегда ее дразнили – перестали говорить о ней после одной драки. Подробностей ей никто не захотел рассказывать.

Все портило одно обстоятельство.

Для рыцаря из настоящего романа – у него был слишком маленький рост. За рост, и еще за какое-то особенное выражение лица – его звали еще с первого класса Крошка Енот. За четыре года и драчливый характер «Крошка» как-то из общеупотребительного исчез, остался лишь «Енот».

Но дружбе это ничуть не мешало.