Мужчины Света
Aug. 15th, 2011 03:00 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
alltigra А вот выложу-ка я этот рассказ и здесь. В принципе, я собираюсь его, пока не забылся совсем, немного подправить, используя замечания коллег)) Вот и было бы славно потом, если бы вы мне сказали, насколько удачна будет следующая версия.
А пока -
Без драм, без драм!
М. Булгаков.
- А тебя бросал кто-нибудь?..
Светка сидит на подоконнике и допивает остывающий чай. Я за столом, в стотыщный раз изучаю ее профиль. У нас впереди вагон времени, не меньше двадцати минут, и мы тратим его на роскошь простого общения: мы говорим со Светкой о её мужиках. Ну, не о моих же девушках с ней говорить, действительно! Чего еще почти не было – и о чем вспоминать почти нечего… А тут романы, драмы, комедии, маски и карнавалы. При том, что я не умираю от ревности, при том, что я знаю, что слышу только правду, пусть правду частичную, лишь кусочек бесконечно большой жизненной правды, но я очень хорошо чувствую, что мне не врут. И от этого слова, простые, привычные и обыденные, обретают объем и шероховатость настоящей, состоявшейся достоверности.
- Конечно, бросали! – её реакция отличается от стандартов телевизора и классической литературы. Такое впечатление, что я спрашивал о самой большой удаче в жизни, поди ж ты…
- А ты любила их?.. его?.. ты страдала? – ну что же это, в ответ на мои «неудобные вопросы» сидеть с мечтательной улыбкой, где у нее совесть? Ох, а мне вроде бы ревновать положено, или нет?
- Любила, конечно… Но вот как тебе это рассказать так, чтобы ты увидел это – не как в кино? Бывает, встречаются люди...
- Женятся?
- Ага. Живут всю жизнь вместе, дети там, внуки, детсады, школы. Плохо ли, хорошо ли, но каждый из них выбрал для себя быть на этом месте и жить вот так. По большой любви или по любви небольшой.
- Или не по любви?…
- Или так. То, что стерпливается, бывает, что и слюбливается. Бывает, что и нет, но сейчас я не о том… Бывает просто по-другому: когда люди встретились на какое-то время, а потом им надо идти, причем каждому в свою сторону. При этом они вполне могут любить друг друга, могут не любить, это уже как получится, но вот тянет их уже – дальше, и связь истончается, истончается, пока не рвется окончательно… И это иногда бывает больно, но вдруг становится понятно, что как раз эта боль и приносит облегчение… Просто кто-то видит первым.
- Что он видит? - ох, любит Светка мудрить. А я, как маленький, ведусь, похоже.И зачем я затеял этот разговор в принципе?
Вообще иногда, мне вдруг становится не по себе от невыносимости вот этого случившегося со мной счастья, когда мне кажется, что все это лишь моя фантазия, карточный домик, который развалится от первого же сквозняка, и в эти моменты я пытаюсь быть «реальным пацаном». Задавать «неудобные вопросы». Чтобы первым увидеть, как тает фантазия. Как овеществленная мечта превращается в обычную скандальную бабу. Кажется, это похоже на поиск шипов у самой красивой розы. Или на отращивание шипов?..
- Что – всё. И даже неважно, хочет ли этот первый уходить, или нет, может быть как раз этот первый мечтал и надеялся в этот раз соединиться со своей половинкой, ага… Чтобы и детей пять штук и внуки на золотую свадьбу пачками. А тут вдруг увидел так ясно, что не будет ни внуков, ни золотой свадьбы, ни вообще ничего. А поди объясни это тому, второму, который пока ничего не видит! И вот от этого ужаса, как и от любого другого, впрочем, взрослый человек вполне способен удрать на край света, не отвечать на письма, не брать телефон, соглашаться, что он подлец и сволочь.
- А что, не сволочь?.. - ну чему можно сейчас вот так улыбаться?
- Знаешь, я ведь им благодарна – тем, кто меня бросил… Они избавили меня от необходимости от них уходить. Быть брошенной страшно, страшнее не придумать: все эти безответные звонки и письма, слезы в подушку неделями и месяцами… Но когда приходится уходить самому(а я знаю, как это бывает и с другой стороны), то приходится обычно уходить просто с пустотой на том месте, где раньше в твоей жизни был живой человек. Ему теперь не стоит звонить, с ним не стоит вообще никак связываться, а если он вдруг захочет пообщаться – дать понять, что это не самая удачная идея. И надо штопать свою жизнь, зашивать все дыры, закрывать все пустоты… И идти дальше. И, знаешь, всегда есть что-то, что особенно важно. Когда рвутся связи и цепи, ты получаешь свободу, о которой, возможно, даже не догадывался… И дальше идешь с этой новой свободой.
- Нет, совсем не то.. Ты вообще любила кого-нибудь? Так, чтобы по-настоящему? – вся эта философия какая-то неубедительная, так в жизни не бывает, чтобы «любила-бросили-забыла», что же это за любовь тогда – конфета, которую съели, а фантик выбросили, так, получается?
- А зачем мне фантик? Ты же не маленький, верить чужим словам, посмотри на свою жизнь: чем любовь отличается от конфеты? Пусть у тебя будет самая большая в мире конфета, и при этом она будет помещаться на твоем языке, пусть она будет даже бесконечно тающей, чтобы никогда, никогда не кончаться и никогда, никогда не надоесть тебе своей сладостью – но зачем тебе фантик? А если конфета таки растаяла и пора чистить зубы, неужели каждый вечер перед сном я должна рассматривать свою коллекцию фантиков и желать каждому из них спокойной ночи?..
Я курю. Научился год назад, от мамы прячусь до сих пор, проветриваясь перед приходом в дом, жую целыми днями жвачку… но я явно с сигаретой выгляжу намного старше. Взрослее. Рядом со Светкой этот аргумент особенно… Важен… Кажется. Она смотрит как-то не так. По-матерински, что ли? Ой.
Не смотрит. Отвернулась, я увидел ее отражение в пузатом чайнике: смеется.
- А я для тебя кто? – хочется говорить по-взрослому, но голос срывается… не получилось по-взрослому, что же все собирается-то, одно к одному… - Зачем я тебе? Ты меня вообще хоть любишь? – э, нет. Последняя фраза лишняя. Кажется, её я только подумал, не говорил. Или говорил. Буду думать, что не говорил. Вот. Так и буду. Думать.
Медленно, очень медленно поворачивается и нежно, очень нежно, смотрит. Подходит, берет за руку. Молчит. Думает?
- Ты? Мужчина, конечно. Любимый, конечно. А зачем бы ты тут находился еще, если бы не так?..
Мужчина. Ну, спасибо. Это мне за сигарету подфартило, кажется. Или еще за какой подвиг. За какой?
- Знаешь,когда-то я очень хотела стать взрослой. Для девочек способы быть взрослой немного похожи на мальчишеские, но не совсем. Можно, конечно, пить-курить и громко шуметь в компании, но если девочка не компанейская, то для солидности она может хотя бы накраситься. И чем ярче, тем взрослее, само собой. Ты таких видел?
Видел. Я других давно не видел, ага. Где они такие рецепты находят, зашибись веником… А потом пытаться угадать, чье лицо скрывается под слоем краски. Дали отдыхает, чессло! Ну да, теперь понятно, почему Светка не красится: ей быть солиднее, чем есть, уже нафик неинтересно. И так солиднее некуда. Что же это получается?
- Что же это получается? Это я не увижу у девчонки нормального лица, пока она не постареет? – ссстоп… блин. Язык мой, кусать тебя теперь, не откусить. Была бы совесть, покраснел бы хотя бы, да вот с рожей незадача, не краснею, что бы ни случилось. Мужчина. Да уж, самый настоящий… Ну хоть что-то скажи, а?..
***
Я пришел к Светке по совету мамы, когда я очередной раз поднял вопрос о том, сколько мне надо карманных денег. «Если у тебя растут запросы, постарайся их обеспечивать самостоятельно» - с этим напутствием я отправился подхалтурить репетитором к её подруге, точнее, к сыну подруги... Ничего особо страшного я не ожидал, подсказывать на уроках и объяснять на переменах было привычным делом, а здесь мне за это должны были заплатить – заманчиво! Со старым учебником подмышкой я отправился «в люди».
Все и в самом деле оказалось несложно. Пятиклассник Вовка учил немецкий «для себя», «по велению своей души», как выразилась его мама Светлана Ивановна. Так что никаких проверок, никаких контрольных и прочих стрессов, которые портят кровь и ученику, и тому, кто его учит, нам не грозило. А рассказывать пацану про склонения артиклей и существительных, рассматривать реликтовые(позапрошный век!) книги на немецком и любоваться изящными готическими завитушками – я бы за это и сам платил, если бы было чем… А еще меня поили чаем со всякими плюшками и вареньями и всякий раз пытались подкормить, а я всякий раз отнекивался и сбегал: надо было готовиться к коллоквиуму, или выбраться с Сашкой на теннис, или покататься с ней на велосипедах, или сходить в кино, или… А потом я как-то получил пару ни за что, и это было самое обидное. И к тому же накануне мы поссорились с Сашкой. И мне вдруг никуда не захотелось убегать, и я согласился на горячий борщ, селедку и картошку. Давился каждым куском: хлеба, борщевой капусты, капли сметаны норовили затвердеть и устроить пробку прямо в горле. Светлана Ивановна терпеливо наблюдала мои мучения, хмыкнула и поставила на стол чай с плюшками, а мои тарелки были отправлены в мойку. Неожиданно для себя я шумно выдохнул: отобранный борщ оказался тем самым подарком судьбы, который меня смог примирить с действительностью. Тем более, что после него был чай! И теплые, свежие ватрушки, и абрикосовое варенье с ядрышками из косточек. Что может быть плохого в жизни, в которой есть такое варенье? Правильно: ни-че-го. В завершение я долго любовался фарфоровой балериной(немецкой, разумеется! Из тех еще, трофейных запасов времен второй мировой): изящество фигуры, нежность лица и какое-то сумасшедшее кокетство позы, улыбки и взгляда, и пена фарфоровых оборочек – погружали меня в другой мир. Где не было ни ссор, ни двоек, где был чай, ватрушки, смех и вихрь, в котором кружится балерина, и я, и Сашка, в котором кружится планета и все, кто живет на ней, и звезды, и кометы, и галактики.
С Сашкой мы потом помирились. А пара.. ну, бывает. Пройдет.
Волшебство абрикосового варенья и фарфоровой балерины продолжалось пару месяцев… А потом Сашка перестала со мной разговаривать, приближающаяся сессия сдавила меня кольцом, из которого было не вырваться, я учил, писал, зубрил, читал, зубрил, немного спал, немного ел и снова писал, читал и зубрил. Единственной возможностью вырваться из этого круга был поход к Вовке. Он был смешной и задорный, забавно коверкал слова и очень старался не ошибаться, удивительное дело, но у него почти всегда это получалось. А потом я сидел и пил чай.
- Варенье?
продолжение прям сразу после:)
А пока -
Без драм, без драм!
М. Булгаков.
- А тебя бросал кто-нибудь?..
Светка сидит на подоконнике и допивает остывающий чай. Я за столом, в стотыщный раз изучаю ее профиль. У нас впереди вагон времени, не меньше двадцати минут, и мы тратим его на роскошь простого общения: мы говорим со Светкой о её мужиках. Ну, не о моих же девушках с ней говорить, действительно! Чего еще почти не было – и о чем вспоминать почти нечего… А тут романы, драмы, комедии, маски и карнавалы. При том, что я не умираю от ревности, при том, что я знаю, что слышу только правду, пусть правду частичную, лишь кусочек бесконечно большой жизненной правды, но я очень хорошо чувствую, что мне не врут. И от этого слова, простые, привычные и обыденные, обретают объем и шероховатость настоящей, состоявшейся достоверности.
- Конечно, бросали! – её реакция отличается от стандартов телевизора и классической литературы. Такое впечатление, что я спрашивал о самой большой удаче в жизни, поди ж ты…
- А ты любила их?.. его?.. ты страдала? – ну что же это, в ответ на мои «неудобные вопросы» сидеть с мечтательной улыбкой, где у нее совесть? Ох, а мне вроде бы ревновать положено, или нет?
- Любила, конечно… Но вот как тебе это рассказать так, чтобы ты увидел это – не как в кино? Бывает, встречаются люди...
- Женятся?
- Ага. Живут всю жизнь вместе, дети там, внуки, детсады, школы. Плохо ли, хорошо ли, но каждый из них выбрал для себя быть на этом месте и жить вот так. По большой любви или по любви небольшой.
- Или не по любви?…
- Или так. То, что стерпливается, бывает, что и слюбливается. Бывает, что и нет, но сейчас я не о том… Бывает просто по-другому: когда люди встретились на какое-то время, а потом им надо идти, причем каждому в свою сторону. При этом они вполне могут любить друг друга, могут не любить, это уже как получится, но вот тянет их уже – дальше, и связь истончается, истончается, пока не рвется окончательно… И это иногда бывает больно, но вдруг становится понятно, что как раз эта боль и приносит облегчение… Просто кто-то видит первым.
- Что он видит? - ох, любит Светка мудрить. А я, как маленький, ведусь, похоже.И зачем я затеял этот разговор в принципе?
Вообще иногда, мне вдруг становится не по себе от невыносимости вот этого случившегося со мной счастья, когда мне кажется, что все это лишь моя фантазия, карточный домик, который развалится от первого же сквозняка, и в эти моменты я пытаюсь быть «реальным пацаном». Задавать «неудобные вопросы». Чтобы первым увидеть, как тает фантазия. Как овеществленная мечта превращается в обычную скандальную бабу. Кажется, это похоже на поиск шипов у самой красивой розы. Или на отращивание шипов?..
- Что – всё. И даже неважно, хочет ли этот первый уходить, или нет, может быть как раз этот первый мечтал и надеялся в этот раз соединиться со своей половинкой, ага… Чтобы и детей пять штук и внуки на золотую свадьбу пачками. А тут вдруг увидел так ясно, что не будет ни внуков, ни золотой свадьбы, ни вообще ничего. А поди объясни это тому, второму, который пока ничего не видит! И вот от этого ужаса, как и от любого другого, впрочем, взрослый человек вполне способен удрать на край света, не отвечать на письма, не брать телефон, соглашаться, что он подлец и сволочь.
- А что, не сволочь?.. - ну чему можно сейчас вот так улыбаться?
- Знаешь, я ведь им благодарна – тем, кто меня бросил… Они избавили меня от необходимости от них уходить. Быть брошенной страшно, страшнее не придумать: все эти безответные звонки и письма, слезы в подушку неделями и месяцами… Но когда приходится уходить самому(а я знаю, как это бывает и с другой стороны), то приходится обычно уходить просто с пустотой на том месте, где раньше в твоей жизни был живой человек. Ему теперь не стоит звонить, с ним не стоит вообще никак связываться, а если он вдруг захочет пообщаться – дать понять, что это не самая удачная идея. И надо штопать свою жизнь, зашивать все дыры, закрывать все пустоты… И идти дальше. И, знаешь, всегда есть что-то, что особенно важно. Когда рвутся связи и цепи, ты получаешь свободу, о которой, возможно, даже не догадывался… И дальше идешь с этой новой свободой.
- Нет, совсем не то.. Ты вообще любила кого-нибудь? Так, чтобы по-настоящему? – вся эта философия какая-то неубедительная, так в жизни не бывает, чтобы «любила-бросили-забыла», что же это за любовь тогда – конфета, которую съели, а фантик выбросили, так, получается?
- А зачем мне фантик? Ты же не маленький, верить чужим словам, посмотри на свою жизнь: чем любовь отличается от конфеты? Пусть у тебя будет самая большая в мире конфета, и при этом она будет помещаться на твоем языке, пусть она будет даже бесконечно тающей, чтобы никогда, никогда не кончаться и никогда, никогда не надоесть тебе своей сладостью – но зачем тебе фантик? А если конфета таки растаяла и пора чистить зубы, неужели каждый вечер перед сном я должна рассматривать свою коллекцию фантиков и желать каждому из них спокойной ночи?..
Я курю. Научился год назад, от мамы прячусь до сих пор, проветриваясь перед приходом в дом, жую целыми днями жвачку… но я явно с сигаретой выгляжу намного старше. Взрослее. Рядом со Светкой этот аргумент особенно… Важен… Кажется. Она смотрит как-то не так. По-матерински, что ли? Ой.
Не смотрит. Отвернулась, я увидел ее отражение в пузатом чайнике: смеется.
- А я для тебя кто? – хочется говорить по-взрослому, но голос срывается… не получилось по-взрослому, что же все собирается-то, одно к одному… - Зачем я тебе? Ты меня вообще хоть любишь? – э, нет. Последняя фраза лишняя. Кажется, её я только подумал, не говорил. Или говорил. Буду думать, что не говорил. Вот. Так и буду. Думать.
Медленно, очень медленно поворачивается и нежно, очень нежно, смотрит. Подходит, берет за руку. Молчит. Думает?
- Ты? Мужчина, конечно. Любимый, конечно. А зачем бы ты тут находился еще, если бы не так?..
Мужчина. Ну, спасибо. Это мне за сигарету подфартило, кажется. Или еще за какой подвиг. За какой?
- Знаешь,когда-то я очень хотела стать взрослой. Для девочек способы быть взрослой немного похожи на мальчишеские, но не совсем. Можно, конечно, пить-курить и громко шуметь в компании, но если девочка не компанейская, то для солидности она может хотя бы накраситься. И чем ярче, тем взрослее, само собой. Ты таких видел?
Видел. Я других давно не видел, ага. Где они такие рецепты находят, зашибись веником… А потом пытаться угадать, чье лицо скрывается под слоем краски. Дали отдыхает, чессло! Ну да, теперь понятно, почему Светка не красится: ей быть солиднее, чем есть, уже нафик неинтересно. И так солиднее некуда. Что же это получается?
- Что же это получается? Это я не увижу у девчонки нормального лица, пока она не постареет? – ссстоп… блин. Язык мой, кусать тебя теперь, не откусить. Была бы совесть, покраснел бы хотя бы, да вот с рожей незадача, не краснею, что бы ни случилось. Мужчина. Да уж, самый настоящий… Ну хоть что-то скажи, а?..
***
Я пришел к Светке по совету мамы, когда я очередной раз поднял вопрос о том, сколько мне надо карманных денег. «Если у тебя растут запросы, постарайся их обеспечивать самостоятельно» - с этим напутствием я отправился подхалтурить репетитором к её подруге, точнее, к сыну подруги... Ничего особо страшного я не ожидал, подсказывать на уроках и объяснять на переменах было привычным делом, а здесь мне за это должны были заплатить – заманчиво! Со старым учебником подмышкой я отправился «в люди».
Все и в самом деле оказалось несложно. Пятиклассник Вовка учил немецкий «для себя», «по велению своей души», как выразилась его мама Светлана Ивановна. Так что никаких проверок, никаких контрольных и прочих стрессов, которые портят кровь и ученику, и тому, кто его учит, нам не грозило. А рассказывать пацану про склонения артиклей и существительных, рассматривать реликтовые(позапрошный век!) книги на немецком и любоваться изящными готическими завитушками – я бы за это и сам платил, если бы было чем… А еще меня поили чаем со всякими плюшками и вареньями и всякий раз пытались подкормить, а я всякий раз отнекивался и сбегал: надо было готовиться к коллоквиуму, или выбраться с Сашкой на теннис, или покататься с ней на велосипедах, или сходить в кино, или… А потом я как-то получил пару ни за что, и это было самое обидное. И к тому же накануне мы поссорились с Сашкой. И мне вдруг никуда не захотелось убегать, и я согласился на горячий борщ, селедку и картошку. Давился каждым куском: хлеба, борщевой капусты, капли сметаны норовили затвердеть и устроить пробку прямо в горле. Светлана Ивановна терпеливо наблюдала мои мучения, хмыкнула и поставила на стол чай с плюшками, а мои тарелки были отправлены в мойку. Неожиданно для себя я шумно выдохнул: отобранный борщ оказался тем самым подарком судьбы, который меня смог примирить с действительностью. Тем более, что после него был чай! И теплые, свежие ватрушки, и абрикосовое варенье с ядрышками из косточек. Что может быть плохого в жизни, в которой есть такое варенье? Правильно: ни-че-го. В завершение я долго любовался фарфоровой балериной(немецкой, разумеется! Из тех еще, трофейных запасов времен второй мировой): изящество фигуры, нежность лица и какое-то сумасшедшее кокетство позы, улыбки и взгляда, и пена фарфоровых оборочек – погружали меня в другой мир. Где не было ни ссор, ни двоек, где был чай, ватрушки, смех и вихрь, в котором кружится балерина, и я, и Сашка, в котором кружится планета и все, кто живет на ней, и звезды, и кометы, и галактики.
С Сашкой мы потом помирились. А пара.. ну, бывает. Пройдет.
Волшебство абрикосового варенья и фарфоровой балерины продолжалось пару месяцев… А потом Сашка перестала со мной разговаривать, приближающаяся сессия сдавила меня кольцом, из которого было не вырваться, я учил, писал, зубрил, читал, зубрил, немного спал, немного ел и снова писал, читал и зубрил. Единственной возможностью вырваться из этого круга был поход к Вовке. Он был смешной и задорный, забавно коверкал слова и очень старался не ошибаться, удивительное дело, но у него почти всегда это получалось. А потом я сидел и пил чай.
- Варенье?
продолжение прям сразу после:)
