alltigra | Красный телефон в черной комнате (Reply)

В кладовке было темно, пыльно и тесновато. На полках стояли банки с огурцами и помидорами, тазы для стирки и варки варенья, приткнулось чье-то детское пальтишко и дожидающиеся Нового Года искусственная елка и пластмасовый Дед Мороз. В тумбочке были скрыты журналы полувековой давности вперемешку с конспектами неизвестного автора по самым разным предметам, а на небольшой полке у самой двери, кроме отверток, стопки кусков хозяйственного мыла и пары свечек, стоял красный телефон.

Раньше этот телефон стоял на почетном месте — на кружевной салфетке, на полочке для телефона, с него каждый день вытирали пыль влажной тряпочкой, он звонко и весело звенел, фамильярно прижимался к чьей-нибудь щеке и говорил на разные голоса. Форма у него была стандартная — все телефоны, сделанные в то время в округе на несколько тысяч километров, были похожи как братья-близнецы. Сильные, выносливые, но не слишком обаятельные крепыши. Да, в то время мысль о том, что телефон должен быть красивым, мало кому приходила в голову не в качестве шутки. Шутка ли — в квартире есть телефон, по которому можно говорить, и кому-то этого недостаточно? Неет, явно у этих людей дома были не все...

Но времена меняются, и с ними иногда меняются и телефоны. Хозяева в какой-то момент, придравшись к тому, что из трубки иногда слышался скрип вместо баскА дальнего родственника, поменяли телефон на новый, долго выбирая и подбирая модель в магазине: «Этот подойдет к обоям... а у этого кнопок вон сколько... давай, попробуем!». И красный телефон переехал на новое место жительства. Здесь почти всегда было темно и тихо, правда за дверью часто кто-то громко топал и говорил, порой даже — явно по новому телефону. Красный телефон сначала скучал, но потом привык и потихоньку стал засыпать. «Я — заслуженный пенсионер!» - с тихой гордостью говорил он себе, поглядывая свысока на прочих жителей кладовки; рядом с ним все они казались случайными, попавшими ненадолго в одну компанию с опытным и зрелым путешественником(а он попутешествовал в свое время, да. От чешского завода, где был собран, до далекой Сибири, а потом — тур по магазинам, вот уж где и на людей посмотрел, и себя показал... и долгая дорога к дому, и последующий переезд на другую квартиру. Кто еще из обитателей кладовки может похвастаться подобной историей?..)

Но однажды его покой был нарушен. Трехлетний внук, приехавший в гости, ворвался в кладовку и стал рыться в ее сокровищах. Сначала были вывалены на пол журналы и конспекты, потом в дело пошли тазы и Дед Мороз, а в конце, уже выходя — точнее, когда его выводила за руку бабушка, Петя увидел Красный Телефон. «Бааа!» - он схватил его и стал крутить диск, как когда-то видел в старом мультфильме. Бабушка, подождав пару минут, молча взяла телефон и поставила его на место. Петя был выведен из кладовки на кухню, где его ждали оладушки со сладким чаем, а дверь в кладовку плотно закрыта. «Ты представляешь, что бы было, если бы ему на голову упала банка с огурцами?» - вечером бабушка делилась своими переживаниями с дедушкой...

...Неделю спустя, улучив момент, когда бабушка грела ужин, а дедушка криками помогал футболистам, бегающим по полю телевизора, Петя ужом проскользнул в кладовую. Небольшой луч света погас, потому что мальчик поторопился закрыть дверь, чтобы его не поймали. Было темно, немного странно пахло и было неудобно и страшновато идти вперед или повернуться. «Еще упадет что-нибудь,» - подумал Петя. - «и бабушка прибежит снова.» он открыл дверь еще на пару секунд, огляделся. Телефон стоял на своем месте, его можно было даже погладить. Закрыв дверь, Петя поднял трубку и прижал ее к уху. «Привет, солнышко!» - сказал ему звонкий голос. - «Не бойся, всё хорошо!». Сердце забилось, как при подъеме в лифте. Было немного страшно, но чувство связи с этим незнакомым голосом дарило уверенность и, кажется, даже обещало новые чудеса. «Я еще приду,» - сказал Петя, - «а сейчас пора идти». Он положил трубку на место и вышел, не чувствуя под собой ни ног, ни пола. Дедушка все так же помогал футболистам советами, бабушка раскладывала тарелки. Ничего, кажется, не изменилось, но в жизни Пети появилась маленькая тайна...

Каждый приезд к бабушке с дедушкой теперь ожидался с большим нетерпением, ему было немного неловко перед родителями, когда его спрашивали: «Уже соскучился за бабушкой?»... Пробираясь украдкой в кладовку, каждый раз тщательно закрывая дверь и оказываясь в полнейшей темноте, которую он уже давно перестал бояться, изучив здесь все углы, полки, запахи, звуки, ощупав весь хлам, разложенный и набросанный в разное время и по разному поводу. Хлам в темноте перестал быть ненужными вещами — каждая старая свечка в любой момент могла осветить не только кладовую, но и самую большую комнату, гвозди были в полном порядке и готовности влезть в любую стену, а Дед Мороз и елка ждали зимы... Петя исправно пересказывал телефону все свои новости, иногда прося помощи или совета. И удивительное дело! - у дедушки перестала болеть нога, бабушка стала лучше видеть, а Васька из соседнего подъезда перестал обзывать Петю и даже стал вместе с ним играть в разбойников, пугая прохожих громкими криками. Телефон не исполнял все желания подряд — это было неоднократно проверено. Но если отбросить шелуху и чепуху повседневного трепа, - многое из того, что было важным и самым необходимым, сбылось только благодаря этому маленькому бытовому волшебству.... А еще случался миллион приятных мелочей, от любимого мультика перед сном до правильного подарка на день рождения...

Как-то раз Петя приехал к бабушке с дедушкой в неусловленный день. Накопилось слишком много вопросов к телефону и ждать не было сил. В квартире царил непривычный тарарам, ковры были наполовину свернуты, стулья подняты наверх. «Петя приехал!» - удивленно и слегка растерянно сказала бабушка, впуская его в квартиру. «Отлично, наконец он поможет нам с уборкой!» - дедушка снова помогал, на этот раз хоккеистам, но при этом успевал пить чай и двигать диваны, умело вылавливая из-под них книги и очки.

Дверь в кладовку была открыта, там было непривычно светло. Петя оглянулся — все заняты, никто не видит. Он скорее поднял трубку, прижал ее: «Алё:» Там было тихо и, кажется, даже пусто. «А, Петенька! Это старый телефон, ты в него играл, когда был маленький, я помню! Но сейчас ты же знаешь, что если провода никуда не воткнуть, то разговаривать по телефону нельзя!»

Он сглотнул: все, что он хотел сказать и попросить, осталось внутри и теперь уже никто не мог его выслушать. . Теперь он не маленький. Остается лишь научиться жить иначе, как большой. И останется всего один вопрос: как и зачем ему этому нужно учиться?

Петя научился быть большим и не задавать себе ненужные вопросы. Что-то получалось, сразу или после приложенных усилий и чертыханий, на что-то пришлось просто махнуть рукой. Друзья, прогулки, школа и множество увлечений сменявших одно другое, занимали все время. Но когда приходило время, он ездил, сам или с родителями, к бабушке с дедушкой. Поцелуи на пороге, чай, печенье, разговоры за столом и у телевизора. Иногда Петя пробирался в кладовку и до звона в ушах вслушивался в тишину телефонной трубки. Порой ему казалось, что на границе слышимости он улавливает тот же голос, что и раньше, и он был готов стоять так хоть всю жизнь, лишь бы это стало снова на самом деле. Но всё чаще он думал, что детские игры остались в детстве — так говорили родители, так говорили бабушка и дедушка, так говорил Васька, мастерски плюясь через выбитый зуб на колесо проезжающей иномарки.

***

Иванов долго смотрел, как Зинель выбрасывает из тумбочки ветхие журналы и реликтовые общие тетрадки. Между ними притаились старые плафоны, видимо, заначенные где-то в общежитии, на всякий случай. Следующим из тумбочки вылетел ровесник плафонов — телефон. Пыльного красного цвета. Кажется, тот самый. Иванов сглотнул, чувствуя себя вдруг ниже ростом, отчаянно захотелось лизнуть пломбир. Пока жена разбиралась с пустыми банками и старыми тазиками, Иванов аккуратно и незаметно слямзил телефон и отнес к себе в шкаф. Весь прочий хлам был разобран и выброшен за очевидной ненадобностью.

Ночью, слушая спокойное дыхание жены, Иванов тихо поднялся и открыл дверцу шкафа. Помедлив, успокаивая сердце поднял трубку и услышал длинные гудки. В горле снова пересохло. Он прошептал в трубку сиплым голосом : «Спасибо!» - и лег спать.

Все очередные попытки поговорить с телефоном отличались только длительностью гудков. Никто не брал трубку на другом конце, не здоровался с ним, не слушал его новости. Иванов, чувствуя себя дураком, пытался рассказывать о себе сам, но быстро сбивался, слушая гудки, и поспешно клал трубку на место.

Но однажды, когда он всего лишь поднес к уху свой мобильник, намереваясь позвонить Зинке, которая должна была прийти домой три часа назад — странно, но она не звонила предупредить, что задержится, у нее не было никаких планов куда-то зайти, она всегда просто приходила с работы и ставила на плиту чайник... Удивительное дело, но она первый раз за все их совместные пять? семь? двенадцать уже, ешкин кот! - лет пропала, и дозвониться ей в течение предыдущих трех попыток не удалось. «Сердце? Маньяк? Или сбежала к любовнику?» - Иванов мерил шагами их небольшую комнату, с каждым кругом ускоряясь и все больше напоминая кенгуру. Когда он в четвертый раз поднес мобильник к уху, нажав на вызов — вместо долгожданного голоса Зинель он услышал тот, который остался в далеком детстве: «Петя, привет! Не бойся, всё хорошо!»

Капля пота сползла по виску. Иванов выдохнул и включил телевизор, не слыша и не видя, что же там показывают. Чайник только закипел, когда хлопнула дверь и на кухню влетела раскрасневшаяся Зинель. «Светка наконец замуж выходит, проставлялась! А у меня, как назло, телефон вконец разрядился, ну что теперь, человека поздравить нельзя?!» Иванов кивал, соглашаясь. Самое главное теплыми волнами расходилось от сердца по всему телу: с ним снова говорили. А значит, всё уже хорошо.

...Летом, выбравшись с Зинелью в отпуск на море, Иванов целыми днями сидел на пляже. Нет, он, конечно, не только сидел: он плавал, ел в пляжных кафешках шашлык и помидорный салат, пил вечерами дешевое, но вкуснейшее, со вкусом местного солнца, вино, и разгадывал бесконечные кроссворды... Но всё-таки, в основном он просто сидел и смотрел на море. Или лежал, закрыв глаза, чувствуя, как под солнцем плавится и растворяется все, что вокруг.. С каждым днем он все больше входил во вкус этого странного занятия, и, само собой, не желал останавливаться. . Но все-таки однажды, уже вечером, поднявшись с полотенца, но чувствуя себя еще немного полужидким, как яйцо всмятку, Иванов, повинуясь безотчетному импульсу, взял первую попавшуюся ракушку(это была одна из створок, нежно блестевшая перламутром) и прижал ее к уху. Сразу же он услышал чье-то шумное, и очевидно, детское, дыхание. Так дышат, когда встречают свое первое настоящее чудо. «Привет!» - сказал Иванов. Было ясно, что так дышать может только девочка по имени Маша — и неважно, что Иванов ее никогда не встречал и ничего о ней не слышал. - «Маш, ты не бойся! Всё хорошо!» - и он, с чувством хорошо исполненного дела встал, чтобы купить себе порцию пломбира, который последний раз ел лет тридцать назад.

Когда Иванов пришел в домик, который они сняли на море, уже на пороге стало ясно: что-то случилось. Жена, встрепанная и заплаканная, с пятнистым от переживаний лицом, допивала сердечные капли. «Все-таки пломбир — самое лучшее лекарство,» - мелькнуло у Иванова. - «Надо было взять две порции.» Вслух он сказал:

- Что с тобой? - после долгих всхлипов и рыданий, Зина, наконец, смогла выдать что-то внятное:

- Сумку... разрееезали! В кошельке все! День-ги! Билеты! Ссско-ты! - еще один приступ плача. Иванов поспешно налил в стакан воды и подал, она.снова стала капать туда валерьянку и со всхлипами давиться новой порцией.

Иванов почувствовал себя снова на пляже. Полужидким, распластанным по всему пространству, неспособным напрягаться из-за чего бы то ни было — потому что ничто на свете не стоило того, чтобы напрягаться. Сделать или решить что-то? - легко! Напрягаться? - а вот фигушки! Он почувствовал себя большим, сияющим красным телефоном, способным в любой, даже бесконечной темноте сказать, что...

- Зинка! - он обнял ее, встрепанную, красную, пропахшую валерьянкой, заплаканную, родную и бесконечно смешную даже в слезах. - Зинуля! Не бойся! ВСЁ ХОРОШО.

Черт возьми! Еще никогда в жизни он не был так уверен в том, что говорит чистую правду.