Нет повести

[alltigra]

Нет повести печальнее на свете, чем повесть о закончившемся лете.

Когда на дворе сентябрь, поневоле задумаешься о приближающейся зиме. О том, что солнца скоро будет совсем мало, еды не будет и вовсе, а припасы имеют свойство заканчиваться задолго до наступления нового сезона. О том, что если бы я был уважаемым членом общества, вопросы запасов меня бы никогда не волновали. О том, что свобода порой обходится дороже тридцати сребренников и чечевичной похлебки — хоть оптом, хоть в розницу. О том, что даже объяви я сегодня на всех рынках города, что намерен продаться — ни сребренников, ни похлебки мне никто уже не предложит. А раньше, бывало... как там? «Гулял Кузо.. козо.. козлодоев..» - ну что ж. Погуляли, и на том спасибо. А нынче я смотрю на себя в зеркало и говорю своему отражению:
- Мелковат ты, батя, для такого. Значит, обойдемся без этой дурацкой похлебки. Никогда не понимал чечевицу, кстати.

Вообще, конечно, самый дурацкий имидж в наши дни — это разочаровавшийся, ноющий лузер. Самое глупое, что только можно себе представить. Хотя.. нет, есть еще глупее — если не представлять, а просто быть этим нытиком. Но ведь у меня были все основания для разочарования... и кто не разочаровался бы, окажись он на моем месте?

Я подавал большие надежды, родители гордились мной, друзья единогласно признавали меня лидером во всем, чем мне только ни приходило в голову заняться. Мечты о будущем кружили мне голову. Настоящее казалось невероятным, сказочным сном, который никогда не кончится...

И вот однажды я проснулся. Ужаснее этого пробуждения в моей жизни ничего не было. Я вдруг понял, что меня окружают ЖИВОТНЫЕ. Все вокруг — звери. И я — тоже. Нет ни возвышенных идеалов, нет ничего святого, нет надежд на светлое будущее — какое может быть светлое будущее у ЗВЕРЯ?

Совершенно иначе я уже смотрел на своих друзей — из всех моих, прежде дружеских, чувств, не осталось ничего. С криком отвращения я убежал из теплой компании домой. Дом мой стоял, как прежде, и я, дрожа, подошел к окну. Что-то я там увижу?

Мое сознание, казалось, раздвоилось. Я видел своих родителей, чьи черты мне были знакомы еще до рождения, но при этом — я видел ЖИВОТНЫХ, в которых не было ничего, за что можно любить, ничего, что можно понять, чем можно дорожить...

Сцена, открывшаяся мне, была банальна до безумия: кот и кошка собирались поужинать кусками колбасы, которую оставляла по вечерам сердобольная старушка из соседнего подъезда. Колбаса была заблаговременно разрезана на почти равные части, но отец, который всегда старался проявить галантность к любойзамурзанной лахудре, многословно отказывался от своей порции. К чему было это кривлянье? Есть нужно обоим, и оба сожрут эту колбасу в минуту, не задумываясь. К чему он всегда вот так тянет? Мне стало тоскливо и противно. И ЭТО — мои родители.
А еще мне ужасно захотелось есть. А они там всё любезничали. Мое терпение лопнуло резко, как струна.

Я прыгнул.
Прямо посередине между двумя самыми большими кружками колбасы. Они осеклись посреди разговора.
- А почему ты не с друзьями? - удивленно промяукала мать.
- Да, сынок, мы тебя не ждали... но если ты так голоден, присоединяйся! - решил разыгрывать великодушного джентльмена и дальше отец.

У меня не было для них слов. У меня вообще не осталось никаких слов. Я зарычал — тихо, затем громче. Эти двое не могли быть моими родителями. Это просто кот и кошка, и я им не отдам МОЮ колбасу!

Кот что-то удивленно и презрительно мяукнул, кошка поддержала это решение с безопасного расстояния, оба ушли. Так я остался без родителей.

Вскоре я остался и без колбасы — одна порция, пусть даже и двойная, кончается удивительно быстро, а из подъезда я решил уйти, чтобы не встречаться с теми, кто когда-то был мне так близок и кого я теперь боялся увидеть даже издали.

Я жил на чердаках, в подворотнях, в кучах мусора и в заброшенных подвалах . Я питался тем, что находил в ошметках, которые пролетели мимо мусорного бака, какими-то редкими подачками на улице, охотничьи инстинкты просыпались вяло — да и на кого я тут мог охотиться? Воробьи летали высоко и не садились на тротуары, так что я мог только мечтать о том, как бы было здорово — поймать толстого, жирного воробья. Да уж. Не так-то просто добраться до лакомого кусочка холестерина.

Я отощал и облез, шерсть на мне висела клочьями. Я не хотел быть ЖИВОТНЫМ. Никогда. Но ничего другого мне, похоже, не оставалось. И я стал им, сам того не желая.

А сейчас я смотрел на себя. Вспоминал друзей, родителей, эту дурацкую колбасу. Отражение, до удивительности похожее на отца, вдруг подмигнуло:

– Ты хоть знаешь, откуда дети берутся? – И знать не хочу! - Мне стало смешно. Я ЖИВОЙ... как же я столько времени не мог понять, что любой, в ком есть ЖИЗНЬ — любой, кто ЖИВЕТ — может быть счастлив уже потому, что он жив... ЖИВ-отное, да. Черрррт! Неважно, под какой шкуркой бьется мое сердце — главное, что оно бьется. Как же это, оказывается, может быть здорово!

Я расчесываю усы щеточкой. Приглаживаю баки. Осматриваю себя — не так уж я пообносился, в конце концов... годы мучительных размышлений подарили мне мудрость, особый блеск в глазах(голод Истины, да!) и только мое, неповторимое чувство юмора. Пусть у меня нет пока достойных запасов — я знаю, где можно перезимовать, да и рассказать понимающей душе теперь есть о чем. И «понимающая душа» — я знаю, мы вчера столкнулись в который раз над рыбным скелетом. Я еще, не знаю почему, уступил ей, хотя и пришел первым...

Нет повести прекраснее на свете, чем Истина в открывшемся ответе...

Кажется, у меня снова появилось прекрасное настоящее. Я заснул, как прежде? Или все-таки, наконец, проснулся?

ФРАЗЫ:
Нет повести печальнее на свете, чем повесть о закончившемся лете
Мелковат ты, батя, для такого.
Кошка поддержала это решение с безопасного расстояния.
Не так-то просто добраться до лакомого кусочка холестерина.
– Ты хоть знаешь, откуда дети берутся? – И знать не хочу!