Наблюдатель

[alltigra]

Утро было пасмурным. Впрочем, вечер пасмурным был тоже, и город был пасмурным, и люди по городу бродили исключительно в сумеречном состоянии — у кого спало сознание, кто-то щеголял потертым тряпьем в элегантной темно-серой гамме с редкими брызгами грязи, кто-то был неделю как беспробудно пьян, или спал сидя перед столом и свое мнение о происходящем вяло выражал посредством нечленораздельных звуков. Я поежился. Картина, нарисованная в воображении, особенно злобном спросонок, не добавляла желания вставать, чистить зубы, пить кофе, одеваться, выходить на улицу и общаться с человечеством. Уж лучше бы тогда это человечество жило долго и счастливо, и умерло в один день. С одной стороны, я, очевидно, дурак — если уж меня угораздило оказаться здесь, в этом паскудном месте. С другой стороны, нельзя одновременно быть дураком и сволочью – это критичное сочетание. Гм...

И что остается, скажите на милость?
Законы природы этого места таковы, что этот город пасмурен — и что я могу изменить? Законы... мдя.
«Плохому юристу всегда закон мешает, а плохому Наблюдателю — объект наблюдения» - говорил наш шеф, когда мы сползались порыдать на его обширной груди, очередной раз расквасив себе нос о булыжники суровой жизни.

Шеф. Прокуренный бас, буйство седой шевелюры, ухмылка крокодила, ушедшего на пенсию и знаменитая замшевая жилетка, в которую каждый из нас хоть раз за практику изливал свои страдания. У кого-то цветы наотрез отказывались цвести, у кого-то планеты сходили со своих орбит, или подшефные дошколята устравивали революцию и свергали власть воспитателей в одном, отдельно взятом детсаду... У Машки, помнится, была какая-то паршивая тушь — и вся жилетка была целую неделю в черных потеках.

Машка.

Из-за нее я уехал в тридевятое. В тривосьмом нам двоим в какой-то момент стало тесно, а она наотрез отказалась его покидать. У нее намечалась целая эпопея жизненно необходимых событий: первая книжка, персональная конференция, свадьба(пока мы ссорились, она назначила дату). Конечно, стоило бы даже по этой причине ее оттуда и вытащить. Но, к глубокому сожалению окружающих ценителей парадоксальности бытия, я быстро потерял интерес к этой затее.

«И вот вам результат» - серый, скучный город с серыми же, плоскими и абсолютно никакими обитателями. Кто они мне? – никто. Кто я им? — никто. Зачем мы друг другу? - правильно, низачем, садись, получи свою пятерку. И живи-доживай здесь до скончания веков, аминь. Потому что век у Наблюдателя — долгий. Потому что в кольцах Царств — все отражает настоение Наблюдателя. Придет счастливый Наблюдатель — взойдет солнце, распустятся цветы и откроются прелести девиц в кружевах и без, шелковых оборках и воланах, с веерами и соблазнительными декольте — или напротив, если нрав у него стоически выдержанный и нордически упрямый, будет ему небо в крапинку, постель в соломинках, а алмазы попадутся разве что в непрожаренной котлете, чтобы сломать и без того дырявый зуб. И только и остается, что стиснуть оставшиеся зубы, вспомнить жилетку, на которой кто-то так уютно устраивался порыдать, и сказать - «Фигня, прорвемся!»

Я — долго, но безрезультатно колдовал над их клумбами. Я — пытался учить горожан музыке и писать стихи, я привозил шелка и бархат, кружева и драгоценности со всех окрестных Царств, чтобы воспитать вкус этих варваров, но они угрюмо отмахивались — спасибо еще, что не дубиной! - заворачивались в свои мешковатые тряпки и убегали от меня.

Я стиснул зубы. вспомнил(в который раз!) жилетку и Машку, размазывающую по ней комочки туши. Мне не хватает тебя, Машка! Если бы я мог написать тебе, сказать тебе, крикнуть тебе, как мне тебя не хватает — но нет связи между разными Царствами, а между нами связи нет тем более. «Фигня? Прорвемся?»

- Машкааааааааааа !- мой вопль не рвет этот мир, но я вижу, вижу как звук превращается в золотой луч, летящий вперед и вверх, изгибающийся параболой и скрывающийся за горизонтом. Парабола превращается в золотой купол, накрывающий весь город, и город вдруг, не сразу, начинает робко светиться в ответ золотому сиянию. С тихим шелестом на клумбах вырастают и распускаются цветы, все подряд: одуванчики, ромашки, розы и тюльпаны, пионы и фиалки, ландыши и жасмин... Засмотревшись на цветы, я пропустил появление девиц — в кружевных мантильях и без, в мини и макси, всех возможных и невозможных форм, декольтированных и задрапированных в сверкающие прозрачные ткани. Цветник... в котором мне нужен всего один цветок.
- И незачем так орать, - я услышал за спиной невозможный, Машкин голос. Включили новую связь? Только сейчас, услышав ее голос, я понял, КАК мне ее не хватало. Вернусь, уговорю, помирюсь, придумаю тысячу вариантов — но привезу ее. Или останусь с ней там.
- Машка... как ты там? - хоть голос еще раз услышу, прежде чем бежать отсюда, наплевав на все правила и законы. Дуракам ни один закон не писан — а я и есть тот самый дурак.
- А я не там, я здесь, - и я наконец открываю глаза. И правда — здесь. Теплая... настоящая... Машка.
- Ты умеешь звать... когда приспичит, да?
- Как там твоя... книга, как выставка, да, — как муж?
- По высшему классу. Свадьбу, правда, отменила — этот цирк был только для тебя... Знаешь, раз уж мы сделали каждый в своем Царстве все, что могли(мне здесь нравится, кстати!) - махнем в Тридесятое?
- А давай!

Тридесятое! Мы идём, мы уже сейчас... но сначала мы все-таки пройдем под золотым куполом волшебной сказки, обнюхаем все клумбы моего Царства, послушаем песни городских менестрелей, протанцуем хотя бы одну ночь под звездами этого города...

И придем.

Мы скоро!

ФРАЗЫ:
вяло выражал посредством нечленораздельных звуков
Человечество жило долго и счастливо, и умерло в один день.
Нельзя одновременно быть дураком и сволочью – это критичное сочетание.
Плохому юристу всегда закон мешает.
К глубокому сожалению окружающих ценителей парадоксальности бытия